На главном вокзале Берлина в тот дождливый летний день 1922 года было многолюдно и шумно. Звуки неизвестнного языка, многоголосье толпы, пересвисты множества поездов, выкрики торговецв съестным и цветами, пестрота нарядов толпы, грандиозность пассжирского зала оглушили мальчика, вышедшего вместе с целой гурьбой таких же как и он подростков из поезда Москв-Берлин.Взгляды многих прохожих на секунду обращались на диковинные одежды детишек. Такого в много чего повидавшем Берлине еще не встречалось. Рахим поежился от непривычног холодного воздуха, поймал на себе несколько таких любопытствующих взглядов проходивших мимо господ и дам - все они казались ему своими нарядами никак не ниже по рангу русского губернатора или еще какого- либо важного чиновника- и невольно втянув голову, подзапахнул полы своего зеленого ферганского халатика. Руководитель группы сделал ему знак подойти поближе. Навстречу им уже спешил человек, который должен был заняться его судьбой в далекой, чужой, фантастической «Алемании»...
Группу детей из Советской Бухарской республики (была в свое время такая и просуществовала она до 1924 года) привез в Германию уже известный тогда в Средней Азии просветитель и писатель Мунзим (1785-1934). Собственно настоящее его имя было Мирзо Абдулвохид Бурхон-Заде, а Мунзим – литературный псевдоним. Сын богатого торговца каракулем и издателя из Кагана вырос одним из образованнейших людей Средней Азии того времени. Он знал арабский и персидский, английский, русский (его отец торговал с Россией) и немецкий языки, был известным вольнодумцем, которому из-за близости семьи ко двору эмира прощалось многое. В том числе и то, что Мунзин примыкал к буржуазно реформистскому движению бухарских джажидов и основал первую в Средней Азии светскую джадидскую школу в Самарканде. После провозглашения Бухарской ССР Мунзин стал зампредом ВЦИК, затем Министром здравоохранения и Министром народного образования. В 1922 в качестве посла своей республики в Германии он собрал и повез группу из 45 бухарских детей в возрасте 8-12 лет для обучения в Германию – одну из самых передовых европейских стран. Кроме того, Бухаре нужны были легкие и прочные канализационные и водопроводные трубы, которые выпускались в Гемании, потому что город страдал от недостатка чистой питьевой воды, а население от настоящего бича среднеазиатских поселений подкожного червя – ришты. Попутно писатель и государственный деятель решал в Германии множество других проблем, в частности издал малоизвестный сегодня роман своего однокашника по медресе Садриддина Айни «Холида». В группе детей были два родных сына Мунзина двенадцатилетний Рахим и восьмилетний Рашид. Был в группе и друг маленького Рахима, один из сыновей бухарского эмира Олим-Хана, которого отцу не удалось вывезти в Афганистан – Шохмурод Олим.
Дети были распределены по различным учебным заведениям Берлина и близлежащих городов. Установить места жительства и учебы некоторых удалось с помощью дипломной работы студентов Центральноазиатского семинара Гумбольтовского унивеситета, выполненной под руководством профессора Луца Ржеака. Рахим Бурханов (сын Мунзина) и Шохмурод Олимов (так «правильно» перекрестили сына эмира бухарского) учились в столице Германии полтора года. Рахим Бурханов в течение этих полутора лет жил в семье профессора Райхарда на Штубенраухштрассе. После чего, разлучив с другом Шохмуродом, Рахима и еще пятнадцать детей отправили в Померанию в город Кеслин. Учился он так успешно, что за два с половиной года закончил четырехлетнюю гимназиальную программу. Упорно осваивался немецкий язык, на котором оба в последствии говорили в совершенстве. Все было в эти годы и вечная дружба, и первая юношеская любовь.Как же не быть ей в 16-17 лет, да когда еще в жилах течет бурная, напоенная горячим среднеазиатским солнцем кровь... Правда, не поведал об этом никто, даже в дневниках. Потому как вернулись они уже в совсем другую страну, чем была та, из которой уезжали. Подозрительны были люди и просто как-то связанные с заграницей, а уже не говоря о тех, кто прожил там столь долго. В 1925 году Бурханова его брата и еще несколько детей забрал обратно в СССР специально прехавший полпред Меерсон. По разному сложилась в дальнейшем судьба этих мальчишек. Рахим Бурханов и его младший брат Рашид вернулись уже не в Бухару –Бухарская ССР больше не сушестовала – а в Душанбе, куда их отца Мунзина отправили организовывать Союз писателей Таджикистана. По настоянию отца они поехали в Ленинград, где закончили в 1927-28 г.г. так называемую Петерсшуле- школу с углубленным изучением немецкого языка. Отец хотел сделать из них высокообразованных людей. В дальнейшем путь Рахима Бурханова снова перекрестился с судьбой сына бухарского эмира. Они вместе поступили в Высшую военную строительную академию им.Куйбышева и, закончив, получили профессию военных строителей. Шохмурод, которого к тому времени заставили написать «открытое письмо» своему отцу -эмиру с обвинениями в преступлениях против народа, которым он практически отказывался от своего именитого отца, выбрал военную карьеру. Совесткая пропагандистская машина не давал сбоев. Он дослужился в Красной Армии до генерала, воевал, был тяжело ранен, потерял ногу и умер в пятидесятых годах от последствий ранений, полученных на фронте.
Сын Мунзима Рахим был направлен по распределению в Сухуми, потом в Батуми строить понтонные мосты. Работал прорабом. В его дипломе (он писал дипломную работу на немецком языке) стояло – немецкий язык знает в «объеме совершенства». Кто-то вспомнил о нем в Душанбе и Рахима Бурханова забрали в Таджикистан. Работы по специальности ему не было, пришлось работать прорабом в Водоканале. Преподавал в школах: химию и, конечно, немецкий язык. В начале войны в Среднюю Азию были эвакуированы ученые из Москвы и Ленинграда. Один из них профессор Владимир Александров из Ленинграда был направлен в Душанбе и возглавлял кафедру немецкого языка. Надо сказать, что до войны в среднеазиатских школах как иностранный язык преподавался в основном немецкий, так что отделение немецкого языка в душанбинском инязе было сильное. Тогдашний ректор пединститута Душанбе Ориф Шукуров рассказал Александрову о Рахиме Бурханове и о том, что он обучался в Германии. Ленинградский профессор пригласил молодого человека на собеседование. После беседы маститый ученый признал: «его нельзя отличить от настоящего немца». Взял Рахима Бурханова на кафедру немецкого языка, с которой отныне и будет связана почти вся его последующая жизнь, но только почти. В мае 1943 года Бурханов исчез. Писать этот материал я начинал год назад со слов одного из учеников Бурханова, нынешнего декана и завкафедрой немецкого яызка Душанбинского пединститута Хайрулло Сайфуллаева, и даже он не знал тогда тех подробностей биографии учителя, которые недавно появились в таджикской газете «Джавонони Тоджикистон» («МолодежьТаджикистана») в статье Нурали Давлатова «Гаупштурмфюрер СС Рахим Бурханов.Я был верен своей родине». О Бурханове, как знатоке немецкого языка, вспомнили на этот раз в Мосвке, забрали в советскую разведку и заслали в Германию.
В форме советского офицера он перешел линию фронта и сдался фашистам, выполняя задание советской разведки под кодовым именем «Иванов». Был принят в «Туркестанский легион», где дослужился до звания гаупттурмфюрера СС. Весной 1945 года во время взятия Берлина вступил в контакт с совесткими войсками, был доставлен в Москву, награжден двумя медалями «За отвагу» и «За победу над Германией, денежной премией в 10 000 рублей. Рахим Бурханов вернулся в Сталинабад (так назывался в то время Душанбе) к преподавательской работе в пединституте. О том, чем он занималя в прошедшие годы, Бурханов не рассказывал никому. Через несколько месяцев - вызов в Москву и новая «командировка» в Германию на очные ставки с бывшими коллегами по «Туркестанскому Легиону». Для него все это окончилось очень плохо. Оговоренный в сотрудничестве сразу с немецкой, американской и английской разведками, Бурханов получил срок, который отбывал с 1949 до 1956 года. Его заявления, а также письмо матери на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Климента Ворошилова привели-таки к пересмотру дела и освобождению бывшего разведчика. Бурханов, работавший на воркутинской железной дороге, выехал в Москву к своему ближайшему другу Шохмуроду Олимову и через два дня был посажен им на поезд в Сталинабад. Больше им увидеться не было суждено. А Рахимов, как пишет Нурали Давлатов, больше из своего города никуда не выезжал, «ни на учебу, ни по делам разведки»...
Ученики Бурханова, среди них Шерали Рахимов – переводчик Посольства Республики Таджикистан в ФРГ и Хайрулло.Сайфуллаев рассказывают, что Бурханов был настоящим идеалом для своих учеников. Всегда подтянутый и ровный, четкий в разговорах и объяснениях – он оставался таким до самой старости. Долгие десятилетия проработал он на кафедре, воспитал сотни талантливых учеников. Был скромен до бесконечности. Никаких контактов с Германией Бурханову поддерживать больше не приходилось, да и вряд ли хотелось. Лишь много-много позже к какому-то юбилею ГДР он устроил праздник немецкого языка в своем институте, оформил красочные стенды и получил единственное благодарственное письмо от Посольства ГДР в Москве. В занятиях, говорят, предпочитал «прямой» способ обучения языку. На уроках говорил только по-немецки, пояснения тоже давал на немецком. Для аналогий и для того, чтобы поправить произношение, так чтобы это запомнилось студенту придумывал настолько смешные вещи на таджикском, что это действительно запоминалось на всю жизнь. В семье же Бурханова существовала интересная традиция: все разговоры в ней велись на немецком языке. Это давало свои результаты. Дочь Бурханова Саида закончила с отличием факультет иностранныъх языков по отделению немецкого языка и тоже стала преподавателем. Сын Рахима Зариф, тоже прекрасно знавший немцкий язык, погиб во время гражданской войны в Таджикистане 90-х годов. Его тело было найдено водах Тавиль-Дарьи. Не знала немецкого языка только старушка мать преподавателя. С ней он говорил на родном таджикском языке. У Бурханова осталось множество преданных учеников, искренне влюбленных в немецкий язык. Шерали Рахимов, например, кроме переводческой деятельности, выбрад для себя благородную задачу перевода немецкой классики на таджикский язык. Остались и неопубликованные работы Рахима Бурханова: черновики «Грамматики немецкого языка», «Фонетики немецкого языка», «Самоучителя немецкого языка для таджиков». Все они не увидели света, и вовсе не потому, что были плохо написаны. Все, что было связано с иностранными языками, было под известным «колпаком», как, впрочем, и сам автор, и публиковалось только в Москве, куда Бурханову было не пробиться, а местные издательские органы отговаривались тем, что у них нет немецких шрифтов. Труд талантливого педагога лишь в последнее время начал получать признание. Не так давно было отпраздновано девяностолетие Бурханова. Были гости из Гумбольдского унивеситета.
Пожилой человек военной выправки, с белой как снег шевелюрой еще густых по молодому волос задумчиво поставил точку в только что дописанной им странице рукописи. Ей были отданы годы и годы жизни. Вздохнул. Задумался. Мальчик на берлинском вокзале растерянно оглядывался: вместо четырех десятков узбекских и таджикских детишек подле него стояла крошечная группка сильно пожилых людей. В их лицах он с трудом узнавал черты своих сопутников, многих из них просто не было на месте. Это не достает Сухроба и Исмаила и еще кого-то, - подумал он. Их растреляли в 37, Олим умер, те двое- он не помнил уже их имен - погибли где-то под Кенигсбергом. Голова Рахима склонилась к письменному столу. Картина стала таять, расплываться ... Рахим Бурхонов умер за рабочим столом в 1989 году. Рукопись, над которой он работал была рукописью «Немецко-таджикского словаря».
Главный труд Рахима Бурханова – Немецко-таджикский словарь был им почти завершен. Он содержал около 10 000 слов. Сейчас ученики и последователи Бурханова возобновили работу над этим словарем при помощи ученых Гумбольтского университета. Объем его был расширен до 20 000 слов на основе словарей Даум-Шенка и Гросса. Словарь этот готов уже почти на 60 процентов. Со стороны Гумбольтского унивеситета в работе над словарем участвует доктор профессор Луц Ржеак, сотрудник среднеазиатского семинара университета Барно Орипова из Душанбе. Помогает и ДААД, реализуя приезды таджикских ученых в Берлин. Подробнее об этом проекте и его участниках мы расскажем в другой раз.
Александр Гейзер
